Я выкрашу тебя в свой цвет
Начался он утром, когда вместо садика я повела Варю к окулисту. Какой-то –дцатый раз с начала этого года. Осложнения от тяжелого конъюктивита тянутся за нами все это время и вот сегодня врач сказала: ну, мы сделали все, что могли – приходите через неделю и я выпишу вам направление в больницу. В больницу, бл*. Не хочу я ни в какую больницу. От слова совсем.
И до того меня пробрало, что даже латте не спас. И звонок маме не сильно помог. Комом сдавило горло.
И сразу как-то много чего померкло. И стало бросаться в глаза.
Что бока сахарные округлились, что прическу я три дня нормально не делала, что пальцы полопались на первом ветру, будто ножом прорезанные, и теперь я даже руки помыть без слез не могу. Все вот вроде бы мелочи, а как сгребутся, такая тяжесть неподъемная.
В обед, стоило мне уложить дитячку спать, позвонила HR с работы. Сказала, что мою ставку давно сократили и они ищут варианты, куда меня деть или «проработать расторжение трудового договора». Я этот елей, который, кстати, разбудил дитячку, слушаю впервые, но с определенным отвращением сразу. Потому что они всегда ссут в уши, вместо того, чтобы четко сказать: мы решили тебя уволить, по хер, что ты в декрете. И вся эта песня про внутренний кадровый резерв, про поиск других предложений – это просто растягивание времени принятия уже заранее известного решения. Но, как говорится, репутация, репутация.
В этот момент, правда, мне подумалось, что с этим банком уже столько всего происходило в самые короткие сроки, что бабка надвое сказала, пойду ли я на волю одна или под руку с этой же девушкой-HRом.
Но, как говорится, осадочек остался.
И на вот это вот все наложился дождь и как на зло раскрасавишные мамочки на детской площадке. Как с картинки, ей богу. При параде, бровях и ногтях. А я сижу рядом с песочницей в странной шапке, купленной наспех в ТЦ, в шерстяной рубашке и трениках, и как-то не знаю, как мне еще извернуться, чтобы наскрести сил на все.
На контейнирование Вари, которая истерит и с трудом контролирует эмоции, на уныние распадающегося брака, да просто на то, чтобы поднять себя в 6 утра и пойти варить кашу. И еще теперь на поиск работы. И чтобы товар лицом, чтобы в лучшем московском виде – среди миллионов желающих откусить побольше от пирога с деньгами.
И до того меня пробрало, что даже латте не спас. И звонок маме не сильно помог. Комом сдавило горло.
И сразу как-то много чего померкло. И стало бросаться в глаза.
Что бока сахарные округлились, что прическу я три дня нормально не делала, что пальцы полопались на первом ветру, будто ножом прорезанные, и теперь я даже руки помыть без слез не могу. Все вот вроде бы мелочи, а как сгребутся, такая тяжесть неподъемная.
В обед, стоило мне уложить дитячку спать, позвонила HR с работы. Сказала, что мою ставку давно сократили и они ищут варианты, куда меня деть или «проработать расторжение трудового договора». Я этот елей, который, кстати, разбудил дитячку, слушаю впервые, но с определенным отвращением сразу. Потому что они всегда ссут в уши, вместо того, чтобы четко сказать: мы решили тебя уволить, по хер, что ты в декрете. И вся эта песня про внутренний кадровый резерв, про поиск других предложений – это просто растягивание времени принятия уже заранее известного решения. Но, как говорится, репутация, репутация.
В этот момент, правда, мне подумалось, что с этим банком уже столько всего происходило в самые короткие сроки, что бабка надвое сказала, пойду ли я на волю одна или под руку с этой же девушкой-HRом.
Но, как говорится, осадочек остался.
И на вот это вот все наложился дождь и как на зло раскрасавишные мамочки на детской площадке. Как с картинки, ей богу. При параде, бровях и ногтях. А я сижу рядом с песочницей в странной шапке, купленной наспех в ТЦ, в шерстяной рубашке и трениках, и как-то не знаю, как мне еще извернуться, чтобы наскрести сил на все.
На контейнирование Вари, которая истерит и с трудом контролирует эмоции, на уныние распадающегося брака, да просто на то, чтобы поднять себя в 6 утра и пойти варить кашу. И еще теперь на поиск работы. И чтобы товар лицом, чтобы в лучшем московском виде – среди миллионов желающих откусить побольше от пирога с деньгами.