Как понять, откуда ты? Особенно если этого не знать заранее?
Сегодня спросила у мамы: «Мама, а расскажи мне, как мы с тобой вели себя в моем детстве». Маман ответила, что детства нашего никто не понимал – потому что мы редко разлучались, я почти до трех лет не говорила. Но при этом мы понимали с мамой друг друга. Маме вспомнился случай, как во время прогулки я ударила камнем по голове другую девочку (было мне 2,5 года), а мама отругала сестру. За подстрекательство. А еще когда другие люди пытались со мной заговорить – я отворачивалась от них и сидела так у мамы на руках. Пока посторонние не уходили. Всегда.
А еще мы с мамой до школы уже прочитала около 10 томов библиотеки пионера. И обшарили все закоулки 2 городов. Потому что мы были любопытные и любили гулять.
Когда мы были маленькие, мы разлучались только 2 раза – когда мой садик еще не построили, я вынуждена была оставаться с няней. Для мамы это был кошмар, для меня – молочная лапша. С тех пор я ненавижу молочную лапшу. Даже видя, как от нее вьется думок, я чувствую, какая она склизкая, мокрая и холодная, какое невкусное молоко и какая слипшаяся лапша. Противно, короче. Второй раз мы разлучались дольше – меня отвезли в больницу. Я из всего этого помню. Отвратительный суп со звездочками, тоже не очень-то теплый, окружение в палате, маленькую кроватку и то, как мама садилась в автобус уезжать домой, а я выбегала на дорогу за автобусом.
Многие говорят, что дети не должны быть привязаны к родителям, должны вырастать. А вы попробуйте остаться четырехлетним ребенком там, где нет мамы. Там, где полно народу, где тебя колют антибиотиками и вообще поступают так, что хочется орать на всех зычным голосом, а выходит слабый писк. И это ощущение, что желтый огромный автобус едет непомерно быстро, гораздо быстрее, чем твои маленькие ножки бегут, его сменяют другие машины, которые могут тебя задавить – а ты стоишь и лицо красное от слез. Я не помню – приезжала ли мама ко мне каждый день – наверное, да. А может и нет. Это же были девяностые. Тогда все работали, чтобы выжить. Я только помню какую-то отделанную бело-голубым кафелем комнатку. Похоже на процедурную. Я убежала туда и спряталась, чтобы никто не сделал мне укол. Потому что это больно и не понятно – зачем. Я стояла босиком на холодном кафеле. А за окном, до которого я едва доставала было серо и очень высоко. Наверное, самый высокий этаж. Это мне место иногда снится. Когда я вспоминаю о нем, мне все равно. Но когда я физически проходила мимо этого здания и подняла глаза на то окно – у меня сердце чуть не остановилось. Быть сиротой – погано. Еще хуже осознавать, что мамы, которая тебя любит, рядом нет – и хуже всего то, что ты не понимаешь – отчего ее нет рядом.